Неувядаемая роза - Пушкин о Гурзуфе
"Растолкуй мне теперь, почему полуденный берег
и Бахчисарай имеют для меня прелесть неизъяснимую ?"
А. С. Пушкин. Отрывок из письма к Д.
Незадолго до смерти Александр Сергеевич Пушкин набросал рисунок фонтана и рядом:
"Кто б ни был ты: пастух... Рыбак иль странник утомленный, Приди и пей".
Это почти дословное воспроизведение надписи на одном из фонтанов в Гурзуфе.
Воспоминание о Крыме
Почему запомнилась эта подробность? Почему воспоминания о Крыме сохраняли для него всю жизнь «прелесть неизъяснимую»?
Много еще загадочного в истории ссылки Пушкина на юг. По мнению ряда исследователей, Крым был случайным эпизодом в жизни поэта.
Но такая ли это случайность? Известно ведь, что далекий и сказочный край волновал его воображение еще до встречи с ним.
Есть свидетельства о том, что первоначально Пушкин должен был ехать из Петербурга именно в Крым не в Екатеринослав.
Первым упоминает о наличии такого плана один из видных чиновников того времени, хороший знакомый А. С. Пушкина, человек, безусловно, информированный: Н. И. Тургенев. 23 апреля 1820 г. он сообщает брату С. И. Тургеневу в Константинополь: «Пушкина дело кончилось очень хорошо... Он теперь собирается ехать с молодым Раевским в Киев и в Крым».
Оптимистичный тов. письма вызван, очевидно, тем, что граф Милорадович на первом этапе следствия о вольнодумных стихах поспешил объявить Пушкину прощение. Но, увы, царь не был склонен согласиться с решением Милорадовича. В это время и сам Пушкин, не зная о грозящих ему осложнениях, сообщает 21 апреля своему другу поэту П. А. Вяземскому в Варшаву о намерении покинуть столицу: «Петербург душен для поэта. Я жажду краев чужих; авось, воздух полуденный оживит мою душу...» И хотя он не называет по имени «край чужой», допустимо предположить, что это край, упомянутый П. И. Тургеневым, Таврида. Рассказать о своих планах мог сам Пушкин: семья Тургеневых изДавна дружила с поэтом, а старший брат, А. И. Тургенев, помогал устроить Пушкина в лицей.
28 апреля уже А. И. Тургенев пишет тому же Вяземскому: «Пушкин едет к генералу Инзову в Крым». Но затем происходит какая-то резкая перемена.
Меняется и тон писем А. И. Тургенева. 5 мая он уверенно, без предположений сообщает Вяземскому: «Участь Пушкина решена.
Он завтра отправляется курьером к Инзову и останется при нем». Из другого письма (в Константинополь): «...пробудет с ним несколько времени и потом будет при Каподистрии, если исправится...» Из контекста писем легко понять, что Пушкина решили оставить на глазах начальства, чтобы он «исправился». А вначале, видимо, его не предполагали ограничивать в передвижении и привязывать к квартире генерала Инзова.
Гостиницы :
Дома :
Квартиры :
Вернуться на Главную :
Панорамы Гурзуфа :
Фотографии Гурзуфа :
Обсудить в форуме :
Новости
Пушкин в Крыму
О возможности такого изначального варианта свидетельствует и письмо Н. М. Карамзина И. И. Дмитриеву от 17 мая 1820 г. В нем есть одна любопытная особенность. Карамзин вмешался в дело Пушкина в самом его начале. А позже он уже, видимо, не интересовался следствием и поэтому изменение в ходе дела ускользнуло от его внимания. Тогда понятно, почему и 17 мая Карамзин продолжал считать, что Пушкин едет в Крым. И даже называл срок поездки: «...Пушкин дал мне слово уняться и благополучно поехал в Крым месяцев на пять». 7 июня он повторяет в новом письме Дмитриеву: «Его простили за эпиграммы и за оду на вольность: дозволили ему ехать в Крым...»Но Пушкина, как мы знаем, все же не совсем простили. Карамзин об этом просто не знал или не интересовался подробностями — в отличие от всеведущего А. И. Тургенева. Возможно, ошибкой Карамзина объясняется и промах жандармского полковника И. П. Бибикова, которому было поручено наблюдать за Пушкиным после возвращения из Михайловского в столицу. В донесении графу Бенкендорфу от 8 марта 1826 г. он обронил странную фразу: «...выиграли что-нибудь от того, что сослали молодого Пушкина в Крым?»
Дело в том, что Карамзин вступался за Пушкина и в 1825 г. От него-то и могло перекочевать в официальную реляцию представление о Крыме как месте ссылки поэта. Разумеется, это только гипотеза, но отвергать ее мы не можем, поскольку информация о предполагавшейся поездке в Крым исходила от людей весьма компетентных и близких Пушкину. Увы, ссылка есть ссылка: поэт ехал по маршруту, который был ему предписан. О том, где бы он хотел побывать, никто у него не спрашивал. И все же для понимания проблемы «Пушкин и Крым» это важно; стремился ли опальный поэт в Тавриду? Мог ли иметь сознательное намерение посетить этот край? Чтобы прийти к какому-то определенному выводу, глянем повнимательнее на тогдашние литературные увлечения Пушкина. Он был сыном своего времени, притом очень чутким сыном. Не зря он сравнивал себя с эхом, которое откликается «на каждый звук». А Крым в 20-е гг. XIX в. по многим причинам вызывал глубокую симпатию и интерес у представителей
демократической общественности, с которой прочно был связан Пушкин. Крым изображали краем красоты, «священной древности» — «русской Элладой».
Чуть ли не следом за Пушкиным едут сюда литератор Г. Гераков и писатель И. М. Муравьев-Апостол. Да и К. Батюшков, один из самых близких Пушкину поэтов в то время, тоже настроился на поездку в Крым. Об этом есть упоминание в его записных книжках.
Батюшков создал блистательный поэтический образ Тавриды. В его стихах она стала тем местом, где люди, отверженные и гонимые светским обществом, люди, которые не стремятся к служебной карьере и наживе, могут обрести счастье.
"Друг милый! ангел мой! сокроемся туда,
Где волны кроткие Тавриду омывают
И Фебовы лучи с любовью озаряют
Им древней Греции священные места.
Мы там, отверженные роком,
Равны несчастием, любовию равны,
Под небом сладостным полуденной страны
Забудем слезы лить о жребии жестоком;
Забудем имена Фортуны и честен..."
Эти строки из элегии «Таврида». Пушкин считал ее одним из самых совершенных творений поэта: «По чувству, по гармонии, по искусству стихосложения, по роскоши и небрежности воображения лучшая элегия Батюшкова». Ее влияние на молодого Пушкина несомненно. В начале 20-х годов, пишет один из исследователей, когда Пушкин своим путем пришел к теме Тавриды, она уже вполне определилась и сформировалась как одна из ведущих тем романтического литературного движения. На это еще в 1823 г. указывал Орест Сомов в своей статье
«О романтической поэзии» (Спб, 1823), имевшей характер манифеста. Сомов писал, что особенно благодарным предметом для поэтов-романтиков может служить «очаровательная Таврида» с ее «пленительными долинами» отдохновением для взора».
Гостиницы :
Дома :
Квартиры :
Вернуться на Главную :
Панорамы Гурзуфа :
Фотографии Гурзуфа :
Обсудить в форуме :
Новости
Земля обетованная - Таврида
Исходя из сказанного, мы можем предположить, что созревшее у поэта желание покинуть Петербург не было случайным. Пушкин хотел изменить обстановку своей жизни. А Таврида, «земля обетованная» романтиков, была едва ли не самым идеальным из «чужих краев», прежде всего с точки зрения эстетических интересов поэта. Так что сознательное стремление посетить Крым у Пушкина, очевидно, было. Скажем осторожнее: могло быть. И причину надо искать не только во внешних обстоятельствах, но и в литературной традиции, в тех очень прочных личных и творческих связях, которые соединяли Пушкина с Батюшковым. Это духовное родство двух поэтов отмечал Белинский. В одной из своих работ («Сочинения Александра Пушкина») он писал: «...его ясный, определенный ум, его артистическая натура гораздо более гармонировали с умом и натурою Батюшкова,
чем Жуковского... Батюшков был учителем Пушкина в поэзии, он имел на него столь сильное влияние, что передал ему почти готовый стих».
Батюшков передал Пушкину и свой особый интерес, свое тяготение к античности, а заодно, что вполне естественно, к «русской Элладе» Крыму. Здесь духовная их близость очевидна. С античностью связаны были возвышенные идеалы доблести, геройства, свободы, обращаться к теме античности заставляло обоих поэтов чувство «отверженности» и одиночества среди суетной бездушной толпы, чувство трагического разлада между идеалом и действительностью. А Таврида и для Батюшкова и для Пушкина благословенный край, противостоящий столице, «душному городу» с его своекорыстием и жестокостью.
Обратимся теперь к знаменитой элегии Пушкина «Погасло дневное светило...» первому из «крымских» стихотворений, созданному на борту корабля, шедшего в Гурзуф. Вот выдержка из авторитетного исследования: «Комментаторами было отмечено в элегии любопытное, с трудом поддающееся объяснению противоречие: говоря о местах, которые он впервые видит, мимо которых впервые проезжает, Пушкин говорит о своих воспоминаниях, связанных с этими местами, о воспоминаниях любви...»
Не такой уже неожиданной была для Пушкина встреча с Тавридой. Он ехал сюда как в знакомую страну, потому что прекрасно знал ее и любил по стихам Батюшкова, ехал с определенным душевным настроем. Возможно, поэтому и произошло в Крыму его нравственное обновление и начался творческий подъем под влиянием светлых воспоминаний о юношеской «утаенной любви» («года моей весны»), «в кругу милого семейства» Раевских.
Не секрет, что летом 1820 г. Пушкин был полон мрачной скорби и отчаянья. Свидетельством тому послесловие к «Руслану и Людмиле»:
"И скрылась от меня навек Богиня тихих песнопений."
Таврида
Но он преодолел скорбь, нашел в себе силы стать выше житейских обстоятельств. В лирике его зазвучали иные мотивы, в ней явственно ощутим пафос утверждения земных начал, реальности земного счастья.. Такова «Таврида». В этой элегии Пушкин как бы полемизирует с Батюшковым, у которого сквозит в стихах горькая мысль о недостижимости счастья на земле, о том, что возможно оно лишь на небе (элегия «К другу»). Пушкин же с небес стремится на землю:
"Так если удаляться можно
Оттоль, где вечный свет горит,
Где счастье вечно, непреложно,
Мой дух к Юрзуфу прилетит.
Счастливый край, где блещут воды,
Лаская пышные брега,
И светлой роскошью природы
Озарены холмы, луга,
Где скал нахмуренные своды..."
Гостиницы :
Дома :
Квартиры :
Вернуться на Главную :
Панорамы Гурзуфа :
Фотографии Гурзуфа :
Обсудить в форуме :
Новости
Докрымский период
Не только природа, но и сами поэтические строки как бы сияют, озарены внутренним светом (истинно пушкинское качество!), согреты всепобеждающей любовью к жизни. Без всего этого трудно представить Пушкина, так было и раньше, в «докрымский» период. Крым помог поэту обрести самого себя.
"Ты вновь со мною, наслажденье;
В душе утихло мрачных дум
Однообразное волненье!
Воскресли чувства, ясен ум.
Какой-то негой неизвестной,
Какой-то грустью полон я;
Одушевленные поля,
Холмы Тавриды, край прелестный,
Я снова посещаю вас,
Пью жадно воздух сладострастья,
Как будто слышу близкий глас
Давно затерянного счастья."
Раевские
Впрочем, не следует думать, что всему здесь «виной» крымская природа. Огромную роль в жизни Пушкина сыграла семья Раевских. С П. Н. Раевским-младшим поэта связывали дружеские чувства, общность литературных симпатий. Он делился с ним своими творческими планами. Интересна предыстория этой дружбы.Во время Отечественной войны 1812 г. К. Н. Батюшков был адъютантом генерала Раевского. Он очень любил генерала, восхищался его храбростью. В битве под Лейпцигом Раевский, раненный пулей в грудь, держался геройски. По свидетельству Батюшкова, он еще ободрял его: «Чего бояться, господин поэт!» (так он называл своего адъютанта, когда был весел) и добавил по-французски: Уж больше крови нет, что жизнь давала мне, Кровь отдана родной моей стране...
Раевские любили Батюшкова, расположение к нему распространилось затем на другого талантливого поэта^. который был к тому же учеником и единомышленником их любимца. В дружной, красивой и честной семье Раевских Пушкин нашел то, чего никогда не имел: родительское участие и заботу.
Видимо, Раевские уговаривали поэта еще до ссылки покинуть столицу с ее атмосферой сплетен, интриг, клеветы, в которую молодой человек, непосредственный, доверчивый, попал сразу же после выхода из лицея. Один из клеветнических слухов о нем вызвал у Пушкина столь бурную реакцию, что он всерьез подумывал о самоубийстве: «Я жертва клеветы и мстительных невежд...» (из> вступления к «Кавказскому пленнику»).
Говорят: не было бы счастья... Слова эти вполне применимы к опальному Пушкину: именно в ссылке обрел он счастье пусть на краткое время, неполный месяц но то был незабываемый месяц. «Мой друг, признавался он брату в письме, счастливейшие минуты жизни моей провел я посреди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нем героя, славу русского войска, я в нем любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою; снисходительного попечительного друга, всегда милого ласкового хозяина. Свидетель Екатерининского века, памятник 12 года, человек без предрассудков, с сильным характером и чувствительный, он невольно привяжет к себе всякого, кто достоин понимать и ценить его высокие качества. Старший сын его будет более чем известен. Все его дочери прелесть, старшая женщина необыкновенная. Суди, был ли я счастлив: свободная беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, счастливое-полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение, горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского».
В рукописи элегии «Таврида» поэт позже напишет об этих днях: «Страсти мои утихают, тишина царит в душе моей, ненависть, раскаяние, все исчезает любовь одушевляет...»
Пушкин посвятил Н. Н. Раевскому-младшему поэму «Кавказский пленник», работа над которой была начата в Гурзуфе. Во вступлении к поэме он писал, обращаясь к своему другу:
"И бури надо мной свирепость утомили,
Я в мирной пристани богов благословил."
Намек нетрудно понять (вспомним признание о «счастливейших минутах), да и сам образ главного героя несомненно автобиографичен.
"Отступник света, друг природы,
Покинул он родной предел
И в край далекий полетел
С веселым призраком свободы."
В элегии «К Овидию» Пушкин находит очень точное определение: «изгнанник самовольный». Поездка в Крым отвечала душевной потребности поэта, вызывала неведомые ранее чувства. «Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я посещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество», вспоминает поэт в «Отрывке из письма к Д.»
"И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье."
Впечатления о Крыме - поэзия души
Стихотворение широко известное знаменитый «Пророк».
«Радость», «счастье», «ясные, как радость небеса», «одушевленные поля», «все живо там», «златой предел» такими высокими словами выражает Пушкин свои впечатления о Крыме. Этот край стал вечным праздником в его жизни. Таврида вернула ему не только чувство восхищения миром, но и вдохновение, окрыленность. На Кавказе он пребывал в каком-то душевном оцепенении, природу наблюдал механически, сердце его молчало: Крым открыл Пушкину яркую первозданность природы, дал ощущение слитности с миром. Позже, как отзвук, родилось замечательное стихотворение «К морю». Не Крымом ли навеяны и эти прекрасные строки:
"Питаюсь чувствами немыми
И чудной прелестью картин
Природы дикой и угрюмой;
Душа, как прежде, всякий час
Полна томительною думой
Но огонь поэзии погас."
(Послесловие к «Руслану и Людмиле»),
Иное в Крыму «душе настало пробужденье». Очарование и блеск природы, своеобразно окрашенные интимными воспоминаниями о юности, помогли поэту, преодолеть самый тяжелый и единственный по длительности творческий кризис (Пушкин более четырех месяцев со времени отъезда из Петербурга и до прибытия в Крым почти не писал стихов). Первый биограф поэта П. В. Анненков тонко подметил этот нравственный и творческий перелом в душе поэта: «До появления Пушкина в Крыму страницы его тетрадей белы и представляют мало пищи уму изыскателя». Всю жизнь Пушкин хранил память о первом утре в Гурзуфе - одной из самых пронзительных минут его жизни. В «Отрывках из путешествия Онегина» он писал:
"Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды...
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!"
В послекрымский период в творчестве Пушкина навсегда утвердилось чувство проникновенного гуманизма и жизнелюбия, а в художественном отношении стихи его приобрели поразительную четкость и завершенность. Вот пример, один из множества: «Нереида». «Прислушайтесь к этим звукам, писал Белинский, и вам покажется, что вы видите перед собой превосходную античную статую»:
"Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,
На утренней заре я видел Нереиду.
Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть;
Над ясной влагою полубогиня грудь
Младую, белую, как лебедь, воздымала
И влагу из власов струею выжимала."
В любовной лирике Пушкина крымские впечатления породили образ, «неувядаемой розы». Это образ нежной и чистой юношеской любви, символ верности, неувядаемой молодости чувства. Пушкинские строки навеяны поэзией Батюшкова, который скорбит о кратковременности земного бытия, о призрачности любви:
"В обители ничтожества унылой,
О незабвенная! Прими потоки слез
И вопль отчаянья над хладною могилой
И горсть, как ты, минутных роз!"
Пушкин неоднократно обращался к поэзии К. Н. Батюшкова, придавая его поэтическим образам новый смысл, новую идейную направленность.
Так и здесь: пушкинская «неувядаемая роза» — это вера в бессмертие человеческой любви:
"Блестит среди минутных роз
Неувядаемая роза."
Цветок любви излюбленный образ поэта. «Свет небес, земная роза...» Слова эти можно поставить эпиграфом ко всей пушкинской лирике.
«Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы...» это о фонтане Бахчисарайского дворца.
И сама поэзия Пушкина, подобно неувядаемой розе, живет и вечно будет жить, сохраняя «прелесть неизъяснимую».
Константин Яковлев (Крымские Каникулы)
Гостиницы :
Дома :
Квартиры :
Вернуться на Главную :
Панорамы Гурзуфа :
Фотографии Гурзуфа :
Обсудить в форуме :
Новости :
Цены на жильё