Вступление : "По берегу моря"

Пятнадцать лет назад, задумав обойти по берегу моря весь Крым, я шел и шел понемногу в свои отпуска и однажды летней порой набрел на Казантип. Я подходил к этому полуострову с востока, со стороны Керчи. Последнее впечатление, долго державшее улыбку, было от деревеньки Золотой, разбросанной на скалах и холмах мыса Чаганы. Там чуть не в каждом дворе дремал, помахивая хвостом, или щипал под забором траву осел. Пять или шесть животных стояло с притороченными на спине бочонками у колодца посреди деревни. Босоногий, загорелый подросток воротом выкручивал из колодца воду, выливал в бочонки, и, как только они наполнялись, осел сам, без команды шел домой. И так каждый по своей тропинке, мимо огородов, по ложбинам и увалам, иные семенили километра за полтора.

Мыс Чаганы расположен на восточной оконечности Казантипского залива, а сам Казантип на западной. В ясную погоду кажется, будто два рыбака, по грудь в воде, тянут невод в синее море: на тридцать километров выгнулась песчаная дуга! Шагал я по ней один-одинешенек, временами забредал в воду и не мог надивиться мягкому бархатистому песку под ногами, головастым бычкам и стайкам кефали, разбегавшимся прочь.

Вскоре, повторяя береговую излучину, на моем пути зазеленели вяз, ясень, акация, сосна, берест. Меня как раз нагонял дождь. Я спрятался под берестом и, если бы не его зеленый зонт, наверняка промок бы до нитки. Сидел на рюкзаке, слушал музыку дождя и думал о людях, которые этот лес замыслили и посадили. Стало быть, видели в этих местах перспективу. Теплое море, песок, рапа, лечебная грязь близких соленых озер этот лес где еще найдешь такое разнообразие? Пресной воды, правда, здесь маловато. Она есть, поскольку растут деревья. Но это верховодка, ею курортную зону не обеспечить. Видимо, думал я, дело решит днепровская вода, которую ведут в наши края по Северо-Крымскому каналу.

Едва кончился дождь, в лесу защелкал-засвистал зяблик, застонала горлинка, заквохтали дрозды. Да и кукушка, никак, прокуковала? Взойдя на Казантип, я увидел посреди скального массива большую распаханную котловину, километров до двух в поперечнике, настоящий казан, и вспомнил свою давнюю беседу с симферопольскими геологами. Они говорили, что Казантип когда-то был островом с лагуной в центре, наподобие тихоокеанских островов-атоллов. Тогда же геологи мне сказали, что бурением под котловиной обнаружена нефть высокого качества, такая, что ею здесь же без всякой обработки заправляли местные дизеля. Запасы ее, правда, невелики скважина законсервирована... Помню, как я удивился, и еще переспросил геологов: не уж-то можно заправляться сразу из-под земли? Но так оно и было.

Спустившись по склону котловины и пройдя с километр по пахоте, я остановился перед железным «пеньком», торчащим.из земли. Рядом лежали две бочки с нефтью. И видно было, что крышка на пеньке многократно отворачивалась: на съеженных гайках виднелись свежие царапины. А это значило, что местные механизаторы продолжали жали сюда заглядывать. Самоуправство? Да, самое настоящее. Но я стоял над этим «пеньком» и усмехался» Где еще встретишь такую колхозную заправочную!

Казантип удивителен. Полуостров — своего рода наглядное пособие по геоморфологии, изучающей происхождение и строение Земли. Живые организмы, мшанки, подняли со дна моря атолл. Затем течения нанесли пес-ку, соединили остров с материком. Образовался лиман. Из лимана соленое озеро. У геолога, впервые увидевшего Казантип, от волнения перехватывает дыхание. То же случается и с биологами: на разнообразной почве возникло богатейшее биологическое сообщество. Среди скал боярышник, терен, шиповник, бузина, лох. На открытых взгорьях и вокруг распаханной котловины — ковыли, маки, полынь, дикий лен, горошек, чабрец, мальва, тысячелистник, донник... Зеленые, желтые, оранжевые лишайники на камнях. А внизу под горой солонцы с их скудной растительностью и неожиданным фиалковым запахом. И в довершение всего на песках, широкой полосой окаймляющих Казантипский залив, молодой лес, посаженный человеком.

На восточной стороне мыса Казантип возвышался железный с фонарем наверху маячный знак. От знака к береговым обрывам спускалась небольшая полоса обработанной земли бахча. Когда я к ней подошел, из-под огородного пугала, наряженного в драный какой-то плащ и дырявую соломенную шляпу, выскочили и за-прыгали вверх по склону два зайчика; в стороне зашуршал огуречными листьями и подался прочь ежик. А большой толстощекий хомяк, должно быть, считавший себя невидимкой, не переставая жевать, смотрел на меня из-за желтой дыни и даже не думал прятаться.




Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё


Сойдя к морю, я оказался в замкнутом мирке крохотной бухты. Чистую песчаную подковку с двух сторон стерегли острые скалы. Между ними, в воде, как бы замыкая полукружие, торчал большой зеленый камень. Волны наката омывали его осклизлые бока и шевелили бахрому водорослей. Не бухта, а золотой перстенек с изумрудом! Я разделся, закурил. Смотрю, в прозрачной воде из-за каменной россыпи показалась плоская голова большого водяного ужа. Голова эта как бы приклеилась к песчаному дну, а тело за нею медленно выгибалось, накапливая пружинную силу. На кого он охотится? Ага на бычка. Ничего не подозревающий бычок, довольно крупный, шевелил усами песчаную поверхность, как бы шел на усах и глотал взбаламученные раковинки. Когда между ними осталось расстояния на какую-нибудь пядь, уж резко прянул и схватил бычка за голову. Схватил, тотчас вынырнул и с добычей, бьющей хвостом на¬право и налево, поплыл к берегу. Выполз и разлегся у небольшого камня, в полутора метрах от меня. Я замер. Бычок продолжал вырываться и бить хвостом, но уж держал его крепко и только сам слегка дергался вместе с ним. Подождав, пока бычок ослабнет, уж свернулся кольцом вокруг камня. Я вдруг увидел, что его голова раздулась, а бычок стал вдвое короче. Такое живоглотство меня покоробило. Я накинул на ужа ракушку. Никакого внимания. Бросил в него камушек. Уж подпрыгнул, как резиновый, взлетел в воздух и, кувыркнувшись, колесом скатился в воду. Я кинулся за ним, но он вдруг взбурлил, сплелся в клубок и выдавил, выбросил из себя рыбину! Можно сказать, выстрелил в меня бычком! Я попятился и упал, подняв тучу брызг. А когда поднялся па ноги, главного действующего лица этой сцены уже не было. Лишь бычок недвижимо лежал на поверхности воды, белея животом. Затем он раз-другой хватанул жабрами, покачал плавниками, обретая равновесие, и по косой линии ушел на глубину.

Лезть в воду мне больше не захотелось. Сидел на камне и смотрел то на диких голубей-аламанов, которые большими стаями стремительно вылетали из расщелин соседней бухты и уносились за скалы, то на косячки крупной и мелкой кефали, проплывавших как по воздуху в прозрачной воде у самого берега. Потом я бродил из бухты в бухту — видел совсем близко дельфинов, бакланов, двух уток-огарей. Шагая с подвернутыми штанами по мелководью, чуть не наступил на морского кота ската с ядовитым шипом на хвосте. Еще бы побродил, да вдали начал погромыхивать гром собиралась гроза. Пришлось искать убежища. Нашел я его под рассевшейся крышей единственного на весь Казантип строения дома служителя маяка. Заброшенный, нежилой, дом стоял на склоне котловины. Его разваливал оползень. Сам маячник, надо полагать, жил в Мысовом и приезжал к своему знаку на мотоцикле. В углу валялись ацетиленовые баллончики и старые потрескавшиеся линзы. Из щелей деревянного пола росли и выбирались в пустые окна гонкие бледно-зеленые вьюнки.

Вечером на чердаке слышалась птичья возня, и всю ночь под полом, царапая доски иголками, ходили ежи. А когда утром, проснувшись, я выглянул в окно, все во¬круг было яркое, чистое, умытое дождем. Капли влаги сверкали на ветвях старой полусухой груши, которая росла под окнами, и на ней, как в витрине зоомагазина сидело на разных уровнях три птицы — сизоворонка, сорокопут и удод. Они не ссорились, не взмахивали крыльями, ждали, когда солнышко подсушит травы, и сидели тихо, как-то даже задумчиво. Чтобы зря их не пугать, я выбрался из дома с другой стороны через окно.

И потом, осклизаясь на мокрой дороге, я долго оглядывался на эту заброшенную усадебку и на скалы и думал о будущем своем сыне, которого приведу сюда чтобы он полюбил жизнь и яркой детской памятью запомнил, как на просторе живут наши меньшие братья. На гребне скалы перед спуском я остановился. От рассыпанной внизу рыбацкой деревеньки расходилось вширь огромное пространство. По далекому горизонту за лесами, за причудливой плоской вязью белого от соли Акташского озера и за возвышенностью, как бы повторяющей Казантип по ту сторону солонцовой низины, еще ходили облака и кое-где опускались дождевые завесы но солнце уже сливало свои светлые бродячие острова в материки, и весь этот спокойный земной простор с запада и востока мягко очерчивали полукружия синих морских заливов... Вернувшись в город к своей работе, я долго носил в себе это впечатление и года через два издал небольшую книжечку «Керченские километры», где описал встречу с Казантипом и высказал, каким я его представляю в будущем. Легко понять после этого, как меня поразило известие о строительстве в тех местах атомной электростанции и города. Да я сперва этому и не поверил. А поверив, махнул рукой. Такое было чувство потери и такое горькое недоумение, что не хотелось о том ни с кем даже и разговаривать.

И вот опять Казантип... Действительно, что же там сейчас происходит? Как складываются отношения между стройкой и тамошней природной средой? Для начала я решил встретиться с известным крымским геологом, кандидатом геолого-минералогических наук Евгенией Васильевной Львовой поговорить с ней на правах давнего знакомого. Она много лет занималась в Крымском институте минеральных ресурсов проблемами пресной воды. И, кстати, она же руководила в институте отделом охраны природы.

Мы встретились в Симферополе. Разговор о Казантипе ее сильно расстроил. Оказывается, всю жизнь проведя в экспедициях, исходивши чуть не все окраины нашей страны, она под конец влюбилась в Казантип и считала затеянное там строительство трагической и непоправимой ошибкой.
— Вы решили туда поехать? — спросила она.
— Нет, еще не решил...
— Поезжайте непременно! Вы там недалеко живете. Вы обязаны, в конце концов, нельзя опускать рук! Но сперва посмотрите вот эти бумаги. Худыми пальцами она двинула по столу синюю потрепанную папку. Можете их взять с собой и показать тамошнему начальству. Да, да, я разрешаю. Буду рада, если знакомство с ними прибавит руководству стройки хоть каплю ответственности. Документы и вырезки в папке относились ко времени, когда атомная станция только проектировалась. Евгения Васильевна пыталась доказать, что Казантип не место для такой станции главным образом потому, что представляет собой бесценную курортную целину. А когда решение о строительстве АЭС было утверждено, она стала добиваться, чтобы по крайней мере не тронули лес, бережней отнеслись к пресным подпочвенным водам, к Акташскому озеру — ему отводилась роль водоема-охладителя для турбин станции.


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Отвечая на ее письмо об Акташе, один из тогдашних руководящих проектировщиков А. Б. Сухов писал: «Озеро не имеет никакого народнохозяйственного значения и практически представляет собой болотистый участок с глубиной воды не более 0,2 метра: в летнее время озеро полностью пересыхает». Для автора сей отписки озеро не имело значения, потому что он смотрел на этот «объект» глазами строителя и только. А видел ли он, какие здесь бывают птичьи базары? Знаком ли с людьми, которые избавились от своих хворей с помощью целебной акташской грязи? Да и вообще, термины «никакого народнохозяйственного значения» и «бросовые участки» в наше время уже не годятся. Нет в нашей необъятной стране таких земель. А тем более у нас на юге. Другое дело, что иногда, взвешивая потери и выгоды, приходится идти на жертвы: здесь был как раз такой случай. Однако чересчур бодрое письмо Сухова не успокаивало, а вызывало еще большую тревогу. Кроме подобных документов, в синей папке были вырезки и статьи по проблемам отношений атомной энергетики с окружающей средой и объемистый, подробный обзор докладов и публикаций видных ученых на эту тему. Мне этот обзор, призывающий к осторожности, показался особенно убедительным.

Увы, на директора Крымской атомной электростанции Анатолия Петровича Сизина содержимое синей папки сильного впечатления не произвело. Просматривая ее, он время от времени вскидывал на меня взгляд большой грузный мужчина с ранней сединой во вьющихся волосах и с расстегнутым воротом белой рубашки на широкой груди. Сначала поглядывал весело. Потом нахмурился. Потом на живом круглом лице его появилось разочарование и даже как бы сострадание к моей горькой судьбине. С тяжелым вздохом он достал из ящика и положил передо мной две толстенные и тоже синие папки. При¬хлопнул ладонью:

— Здесь наши обоснования. Можете удостовериться что ни один из вопросов, которые волнуют вас и Евгению Васильевну Львову, без ответа не оставлен. Если хотите, для экономии времени я попытаюсь некоторые из них суммировать. Но сперва вы, конечно, как и все крымчане, хотели бы узнать, какой суровой необходимостью вызвано строительство АЭС в Крыму, с учетом того, что Крым всесоюзная здравница. В самом деле, не ошибка ли это? Начнем с того, что потребности Крыма в электроэнергии лишь на пятнадцать-двадцать процентов покрываются его собственными тепловыми станциями. Остальное он получает по линии передач из соседних областей. Линии эти работают с предельной нагрузкой. Протяженность их сравнительно невелика, но условия эксплуатации очень сложны, особенно при переходе через Сиваш. Соль, туманы! При таких громадных напряжениях туман опасен.

Он насыщается электричеством и становится чуть ли не проводником. А соседи они, конечно, помогают Крыму, но уже начинают и ворчать: их растущая промышленность вот-вот окажется на голодном пайке. А как же развиваться Крыму, его стройкам, курортам, сельскому хозяйству, которое взяло курс на сплошную механизацию и электрификацию? Дальше. Вопросы быта. Везде в Крыму варят и жарят на природном газе. Но запасы крымского газа невелики. Значит, рано или поздно придется ставить на кухнях электроплиты. И уже ставят. С какой стороны ни посмотри, Крыму позарез нужна своя электроэнергия. И при теперешнем придирчивом взгляде на природу и охрану ее, в крымских условиях нет более разумного способа решить энерго проблему, чем строительство атомной станции. Это чистая станция. Кислород ей не нужен, и окружающей среде она не грозит совершен¬но ничем. Вы хотите спросить: а радиация? Да, радиация вещь серьезная. Однако наши атомные застрахованы куда надежнее, чем, скажем, японские или западногерманские: у нас защита осуществляется по трех контурной системе, в то время как те строят по более дешевой двухконтурной.


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Радиация зажата в свинцово-бетонный кулак, при малейших колебаниях радиационного фона срабатывает защитная автоматика. Да что говорить! Первая атомная у нас была построена в пятьдесят четвертом в Обнинске, теперь их несколько. Дело проверенное, многократно себя оправдавшее. Мы с нашим главным инженером Виктором Степановичем Уразовским строили вместе Чернобыльскую атомную электростанцию. Да, да, уже строили. Там у нас остались хорошие друзья. Работают, растят детей. Не хотят никуда уезжать. Даже и в Крым не хотят!

— Что ж, дело вкуса. Вам-то здесь как — нравится? Лицо директора перекосилось.
— Какое там нравится! Ужасные места! — Двинув стулом, он поднялся и заходил по кабинету. Солонцы, скальный грунт! Одно засыпаешь, другое надо взрывать. В какую это влетает копеечку, представляете? К тому же, строить приходится с учетом повышенной сейсмичности. Ужасные, ужасные места! И ведь что обидно: город-то сначала был задуман и спроектирован над Казантипским заливом, в лесу, на песках! А на песках я уже строил. Пески милое дело! Вдруг — трах-бах, новость: леса не трогать, город передвигается на запад от Акташа, с берега Казантипского залива на берег Арабатского. А тут геология — сам черт ногу сломит. Я за голову схватился! Он и в самом деле схватился за голову. Что делать? Начали мы осматриваться на новом месте. Чем больше смотрели, тем больше вставало перед нами сложностей. И в то же время, черт возьми, какой прекрасный рельеф! Верите? Правду говорю: здесь город может получиться на загляденье всему свету. Если нам хоть часть зданий разрешат делать по индивидуальным проектам ух какой красавец здесь вырастет! Он потряс сжатыми кулаками, засмеялся.

Беседовали мы с Анатолием Петровичем в его кабинете, в конторе АЭС, небольшом современного облика здании, выстроенном на окраине райцентра Ленино. Рядом с конторой разворачивалась промышленная база строительства со всеми своими складами, улочками, состав¬ленными из цветных вагончиков, магазинами, столовой. Главная же стройка находилась у села Мысового, бывшего Казантипа. Новая большая стройка что молодой лес: тут вьют гнезда в основном молодые выводки. Проблем строительных, бытовых и всяких других — уйма. В этом своем" очерке я их трогать не буду, обойду, определив свою цель лишь одним — выяснением того, как складываются отношения нарождающегося города о внешней средой, с тем Казантипом, который мы любим и хотим сохранить.

Из Мысового я хотел идти на лесной кордон к давнему своему знакомому леснику Николаю Моисеевичу Иващенко. Спросил о нем у двух местных бабусь, стоявших около магазина, оказалось, что Иващенки давно уже на кордоне не живут, уехали, должно быть, вернулись к себе на Полтавщину. Как? Почему уехали? Этого бабки сказать не могли и посоветовали сходить к Ивану Павловичу Кочмарову, тоже бывшему леснику, уж он-то> наверняка все разъяснит.

— Заходите, заходите.— Хозяин вышел мне навстречу и кишнул на кур, которые, воспользовавшись моментом,, пытались прошмыгнуть за мною в сени. Желтолицый, больной Иван Павлович сидел дома по¬среди беспорядка, учиненного двумя его малолетними внучками, чинил какую-то заводную игрушку, а его жена с перевязанной щекой лежала, постанывая, на постели! в соседней комнате. — Ну как же, помню Иващенко, сказал он, выслушав мой вопрос. Хороший был работник, старательный.. И лес любил. Да жена его Галка в лесу не прижилась. Глухомань, безлюдье! Из-за Галки они и уехали. Знай^ какие тут дела развернутся, они бы, я думаю, не стали срываться...
— Как бы не так!
— откликнулась из соседней комнаты с хозяйка.
— Они, может, с того и уехали, что не захотели с этой атомной кутерьмой связываться! Уехали и здоровье сберегли!


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



— Это она за лес переживает,— усмехнулся Иван? Павлович. — Да не я, не я!
возвысила голос жена.
— Чего ты на меня спихиваешь? Или не тебя они до болезни довели,,, атомщики эти? Все свои лучшие годы Иван Павлович Кочмаров отдал ле5у. Работал здесь прицепщиком, трактористом, а последние пятнадцать лет лесником. Он и еще бы поработал, не стал уходить на пенсию, если бы не «атомщики», которые в своих заботах смотрели на лес, как на помеху, и наломали слишком много дров в прямому смысле.

— Ругался я с ними, ругался, голосу не хватало. Прямо хоть плачь! Дорогу проложили по-над самым лесом, и если на кузове какой негабаритный груз, ветви на дорогу так и сыплются! А еще иной водитель на повороте круто положит руль от деревьев только треск идет! Мы их, эти дубки и сосенки, руками сажали, горстями песок от них отгребали: ведь они по пять да по шесть лет в земле сидят, пока по-настоящему в рост пойдут. А сколько усохло, сколько пришлось пересаживать! Иные участки по три, по четыре раза... Старались, считали свое дело делом большой государственной важности. Да и как не считать, государство столько денег' на этот лес положило! И наш секретарь райкома, покойник Парельский, на протезе, больной, вместе с нами работал на воскресниках, каждому живому ростку радовался. И что же получается? Мы, значит, ерундой занимались, а вот они, атомщики, действительно решают государственные проблемы?

Слишком серьезно выговаривал все это Иван Павлович, игравшие на полу девочки, глядя на него, притихли. А меньшая, круглощекая, по карабкалась к нему на колени: обнять и утешить деда.
— Проблема, конечно, архиважная, продолжал он, никто с этим не спорит. Но и наш многолетний труд тоже ведь не полушка. Короче говоря, заболел я и ушел на пенсию... Хватит!
— И где они взялись на нашу голову, включилась в беседу хозяйка. Она поднялась с постели, вышла в горницу и села у стола рядом с мужем, подперев рукой перевязанную щеку. Сами посудите! Так ведь хорошо последнее время наладилось жить: то был у нас огород без полива, а теперь скважину прорубили, поставили моторчик, будет своя вода, огурцы, помидоры, редиска. И что же, надо, говорят, отсюда нам слезать! Будете, говорят, жить на девятом этаже! Представляете? Да на кой он нам ляд нужен, ихний девятый этаж! Где я буду держать курей, скотину, где я вырву зеленого луку? Не согласная я! Пусть приходит бульдозер рушить дом, никуда я не уйду. Сяду посреди огорода, вытяну ноги и буду сидеть, делай со мной что хочешь!

Иван Павлович поглядел на свою решительную супругу с улыбкой.
— Что ж, Дуня, опашут тебя на огороде со всех сторон, и будешь ты навроде памятника.
— А вот увидишь!
— не сдавалась Евдокия Евграфьевна.
— Мне огород нужен, а не девятый этаж!
Из разговора с Иваном Павловичем и Евдокией Евграфьевной, а потом и с другими сельчанами легко было понять, что местные жители, в особенности пожилые, плохо себе представляют будущее житье-бытье. Почему бы руководителям стройки не поговорить с ними подробней? Разговоры о том были, но мало осталось много неясного, вызывающего сомнения. У строителей тьма проблем, но надо при всем том по-человечески понимать и местных жителей, которые не по своей воле попали в этот переплет. Конечно, большинству из них через три-четыре года нынешние страхи будут казаться смешными и они возблагодарят судьбу. Но покамест им не до смеха.


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Я спросил Ивана Павловича, кто теперь живет на лесном кордоне вместо Иващенков. — А никто, сказал он. После них жила еще одна семья, и тоже недолго. Теперь там пусто. Никому не хочется в лесники. Многих у нас переманила к себе стройка. Вот как, к примеру, моего сына Анатолия. Или, уж на что бывший наш лесничий был преданный лесу человек, а и тот, выйдя на пенсию, подался в атомщики: стал для какого-то там ихнего института наблюдать погоду...
Наблюдение погоды могло бы показаться не шибко сложным занятием, но только не в этот день. Утро было ясным, потом небо нахмурилось, нагнало с моря зябкий густой туман все в нем потонуло. И вот: скоро пол-день, а кажется, только-только рассвело.
Дорога в Азовское, в пяти километрах от Мысового, где живет бывший лесничий Василий Федотович Кошель, тянется лесом. Я ее бросил, пошел напрямик и теперь, чтобы не задевать ветвей и не набраться сырости, иду прогалинками. Щекочет ноздри грибной дух. Деревья неподвижны. Они словно прислушиваются к шороху капель и к мягкому влажному хрусту сушняка под ногами.

Но вот впереди на выступившей из тумана пушистой? сосне сильно закачалась ветвь. Кто там? Белочка? Ну-ка, покажись, рыжая, где ты? Подошел к дереву, начал сквозь хвою всматриваться в вершинку. Не видно. И на соседнем дереве тоже пусто. Когда глядь она чуть не рядом, в каких-нибудь полутора метрах, смотрит из-за сучка, сама желтая, хвост серенький, глаза что черные бусины. Интересуется, кто я таков, зачем сюда пришел. Не большое диво увидеть в лесу зверька, тем более что и раньше знал, по рассказам, что они тут водятся, а увидел идешь дальше и улыбаешься. Чему улыбаешься? Тому, что посмотрели друг на друга два существа, равные в своих правах, и никто никого не обидел?.. Тому что очень уж она красива, эта белочка с широко расставленными цепкими лапками, с задорным своим выражением лица? Бог знает. Всегда от близости с меньшими братьями душа человека отзывается самым лучшим, что в ней есть.

Туман редеет. Уже можно угадать, где сквозь него хочет пробиться, вот-вот пробьется солнце. Лес словно пробуждается от дремы, и желтые листья, еще кое-где оставшиеся на верхушках тополей, обрадовано лопочут.
Вдруг из-под самых моих ног, с голого почти места срывается фазан. Остолбенело гляжу на него: никогда еще не доводилось мне подымать фазанов с такого расстояния. Чудной какой-то фазан!.. Да он и полетел как-то косо , чуть не натыкаясь на ветки. Перемахнул поляну, свалился в кусты. Неужели раненый? Я побежал к нему и без особого труда, слегка только поцарапав руки колючками, поймал. Молодой самец с хвостом, как шпага торчащим из-под перьев, с кольчугой на груди и с красными надбровьями. Нет, не ранен. Крови нигде не видно. Тело под перьями горячее, сердце колотится в мою ладонь часто-часто, клюв широко раскрыт, а глаза до половины снизу подернуты пленкой... Видать, заболел бедняга. Что ж, брат, ничем я тебе сейчас не помогу. Ступай, выздоравливай, как сам знаешь. Пустил я его, и он; вытянув раскрытый клюв, пьяной какой-то побежкой, чертя крылом землю, кинулся прочь...

С середины леса я повернул налево, чтобы выйти к морю, обошел небольшой бугор с деревянной вышкой, видимо, в давние времена, сделанной лесником для обзора леса и теперь заброшенной, покосившейся, обогнул ее и увидел рассыпанные на земле яркие зерна кукурузы. Поднял пару зерен, придавил пальцами размялись. Понюхал. Пахнут... водкой! Ну, тогда все ясно. Фазан, показавшийся мне больным, был попросту пьян. Браконьер, подлая душа, до чего додумался!
Бедные фазаны, сколько у них врагов! Лисы, коты, собаки. Или те Яге сороки: в период кладки яиц они втихомолку наблюдают наседку в гнезде и, лишь та на минуту отлучится, сразу же разбивают и пьют яйца. И грибники, мирные любители грибов: как раз в эту пору целыми ватагами прочесывают лес и беспокоят, сгоняют гнезд наседок. Но больше всего урону фазаньему племени, конечно, от браконьеров и охотников. Лес заказник. Стрелять здесь кому попало нельзя. Однако стреляют.
В недавние годы в нашей печати появлялись призы¬вы запретить по всей стране любительскую ружейную охоту. Слишком дорого она обходится родной фауне. Раньше для многих семей это было подспорьем в про-питании, а теперь что? «Спортивный» интерес?
Если удастся сохранить казантипский лес, хозяева нового города не потерпят здесь ружейной охоты.
Я говорю: если лес удастся сохранить.
Удастся ли?


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Выхожу из леса на открытое пространство. Тумана :уже нет совсем. Солнце, погода! Передо мной ярко, до рези в глазах светится песок бесконечного пляжа и расстилается синее, слегка взъерошенное зыбью море. Хочу обойти кусты, сворачиваю направо и неожиданно упираюсь в округлый вырытый в песке бассейн. Хорошо, успел ухватиться за ветку, а то так бы и съехал в него по крутому сыпучему берегу. Что за бассейн? Откуда он тут взялся? Небольшой, метров полета в диаметре, ниже уровня моря и отделен от него мощными песчаными кучугурами. В бассейне, под берегом, на железных сваях стоит большая будка насосная станция. Она дрожит и гудит. Глаза приковываются к глубокой воронке, которая, крутясь, словно бы раскачивается по поверхности и время от времени причмокивает. От этого причмокивания становится не по себе: попади в эту воронку не отпустит. Куда же гонят такую массу воды? От насосной толстые трубы идут в сторону Акташского озера, к будущему водоему охладителю турбин атомной электростанции... Скорей всего, из этого котлована гонят воду на земснаряды, намывающие дамбу вокруг охладителя. Но земснаряды должны по проекту брать воду из моря, а тут, похоже, в расход идет пресная верховодка. Со всех сторон из-под леса, из-под сыпучих берегов струят в котлован прозрачные ручьи... Ну-ка, попробуем на вкус... Осторожно спускаюсь к воде, зачерпываю горстью. Ничего водичка. Такой была наша керченская до прихода к нам Днепра. Чуть солонит, но пить можно... Товарищи дорогие, что же вы делаете с лесом? Выцедите из-под него всю пресную воду, подойдет морская, лес начнет сохнуть!
Это вроде бы любому школьнику понятно. Или мои страхи напрасны? Надо поговорить со знающими людьми, с лесоводами.
От насосной станции до поселка Азовского рукой подать.
Вот он, поселок.

Пятнадцать лет назад, когда я сюда заходил, здесь у ремонтных мастерских звенели молоты на наковальне, шипела электросварка, слышались громкие голоса; перед конторой со смехом и покрикиванием грузились в кузов машины молодые работницы, забрасывали ведра, лопаты... Сейчас все замерло. Длинное строение мастерских обветшало, покосилось вот-вот совсем завалится; возле конторы лесничества пусто. Да и самой конторы уже нет, она перекочевала в райцентр, и поселок, тридцать с небольшим дворов, притих, как улей, из которого улетела матка.

Василий Федотович Кошель, бывший лесничий (теперь он состоял на должности наблюдателя в подмогу проектировщикам), как раз был занят своими новы¬ми обязанностями. Принеся с моря байку воды, он в сенях на табуретке перегонял велосипедным насосом эту воду через прибор стеклянный цилиндр с фильтром. Работал не спеша. Спокойно ответил на мое «здравствуйте», и так же, качая насос то одной, то другой рукою, выслушал все мои вопросы. Потом вынул из цилиндра бумажный фильтр и положил его на полку сушиться.

— Наукой занялся на старости лет,— сказал он, проводя меня в комнату.Помогаю атомщикам. Три раза в день при любой погоде беру пробу морской воды на оса¬док, замеряю температуру, направление ветра... Вроде бы вода как вода , ан нет, им надо знать все досконально, чтобы потом не было никаких неожиданностей. Эти фильтры они чуть ли не под микроскопом рассматривают... А лес не их забота. У леса свой хозяин, лесничество. Ну, конечно, и мы, лесные жители...


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Василий Федотович сел, выщелкнул из лежавшей на столе пачки сигарету и начал не спеша ее разминать.
— Первый бой за лес мы выиграли. Город-то должен был строиться здесь, на этом самом месте, вы это знаете? Да, уже все проекты были готовы, но лесничество поднялось на дыбы и сумело лес отстоять. А вот сумеем ли теперь спасти его от засолонения — вопрос сложный... Этот котлован... Кто разрешил его вырыть посреди леса? Не думаю, чтобы наш гос-лес-заг дал на это добро. Они должны были ставить насосную в море, брать воду прямо из моря, а так им, конечно, удобней. И боюсь, что это только начало наших неприятностей. Что будет, когда намоют дамбу и соленая вода в Акташе подымется по проекту на полтора метра? Это очень серьезно: изменятся ведь гидрогеологические условия во всем нашем районе. Тут научный прогноз нужен: все досконально исследовать. Все! И защитить лес. Иначе...

Василий Федотович не сказал, что может быть «иначе». Но и так было ясно: произойдет непоправимое! Пора уже было мне прощаться и уходить, когда разговор коснулся еще одной важной и тревожной темы влияния атомной электростанции на Азовское море. Василий Федотович сказал, что кто-то из гидрогеологов обронил в разговоре цифру: пять метров кубических в секунду — столько, мол, воды будет забирать станция из моря для своего водоема-охладителя. Я сослался на директора станции: тот назвал цифру иную — три. Однако и ома не успокоила моего собеседника, и, чтобы уяснить, много это или мало, я полез в свою записную книжку там были выписаны на всякий случай средние годовые расходы воды крымских речек. Вот Салгир. У села Двуречье Салгир пропускает 1,8 кубометра воды в секунду. Значит, станция будет забирать у Азовского моря чуть ли не два Салгира! Порядочно!.. Это еще больше ускорит засоление Азова. Его соленость с 9—10 промилле поднялась за последние годы до 14, а у черноморской воды 18 промилле. В ближайшие несколько лет они по солености сравняются и без станции. Но, как сказал директор Анатолий Петрович Сизин, станция могла бы хоть частично вернуть свой долг морю. Могла бы, если поставить здесь мощные опреснители...

После охлаждения турбин вода в водоеме-охладителе станет значительно теплей и соленость ее увеличится примерно до 20 промилле. Такой она будет прогоняться по тридцати километровому трубопроводу в южный Сиваш. Солепромыслы, которые там расположены, дали «добро». Они надеются, что такие перемены их работе ее повредят. Но все-таки куда лучше было б, если бы при станции соорудить опреснители. Пресной очищенной водой можно было бы оздоровить Казантипский залив и весь район, прилегающий к полуострову. Анатолий Петрович с большим увлечением говорил мне о такой возможности.

Да, большая стройка — большие проблемы. Как ни углубляйся в частности, как ни прикидывай, а связей оказывается потом, спустя время, куда больше, чем представлялось вначале.
— Об этом-то и речь, говорил и повторял Василий Федотович, когда мы с ним прощались. На главных бы направлениях не промахнуться, вот что важно!
Скрежещет под ногами ракушка, гулькает и шипит волна, накатываясь на песок, и опять я один на всем казанитпском раздолье. Неужели один? Туман уже весь разошелся, пустынный берег открыт взору в обе стороны до чуть белеющих в дымке скал, и никого на этом берегу не видать. Только мартыны ходят по песку. Сейчас вода холодна, нет купающихся, и рыбу здесь никто не ловит, и все-таки удивительно, что еще выпадают у моря иногда такие минуты оказаться вдруг одному на три десятка песчаных километров!


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Море чуть рябит синее, с отчетливой линией горизонта. Такое же чистое, без пятнышка и небо. И лишь впереди, на выдвинутой в море серой скалистой громаде Казантипа лежит плотное белое облако. Я ожидал, что, пока дойду, это облако исчезнет вместе с остатками тумана, но оно, видать, крепко зацепилось. Оно вроде бы даже пухнет, разбухает изнутри, и уже можно заметить как между утесов и выступов скал стекают вниз белые пряди. То ли облако вползло в котловину и никак не может из нее выбраться, то ли сама же котловина и надышала его? Вот уж поистине Казантип — казан: наварил, наклубил, аж через край переваливается. Белые ручьи и реки текут, по расселинам, спадают по крутизне, как медленные водопады, и, становясь все тоньше, прозрачней, совершенно рассеиваются внизу. Наверху промозглый белый мрак. Солнце и не проглядывает над головой. Тропа скатывается с гребня в котловину, сливается с наезженной дорогой. Не та ли это дорога, которая окольцовывает котловину изнутри? Если так, то я, повернув направо, через некоторое время выйду к заброшенному дому маячника, тому, где когда-то ночевал. Интересно, стоит дом пустой или снова живут в нем люди? Прошел в тумане довольно долго, весь продрог и ни¬чего не увидел. Даже и следов усадебки не заметил. Дорога тянется и тянется, может, я иду уже по второму кругу?

Впереди из-за увала неожиданно показался всадник на гнедом малорослом коньке. Издали он выглядел стройным и молодым, но подъехал и оказался в больших годах; из-под серой кепки, надвинутой на очки, молодецки тор¬чал клок седых, совсем белых волос. В правом стекле сильно выпуклых очков недоставало половинки, левое стекло тоже с краю лучилось трещинками, но выражение его глаз и всего морщинистого, чисто выбритого лица было здоровым, живым и при этом не лишено хозяйственной строгости. Лет ему было наверняка уже за шестьдесят.
Поздоровались. Я спросил про домик из ракушечника, стоящий на склоне котловины, куда он подевался?
— Как куда? — не очень-то приветливо ответил всадник. Я его перетащил в село, сыну дом построил. То ж моя усадьба была, под горой.
— Так вы и. есть бывший маячник?
— Ну а то кто ж! Филонов Федор Корнеевич. А вы кто будете?
Я сказал. И добавил, что пятнадцать лет назад ходил по этим местам, ночевал в покинутом доме под горой, а теперь вот очутился здесь снова и так все тут переменилось, оскудело, аж душа щемит.
— Да, да, закивал старик. Шо ж вы хотите: здесь теперь тысячи народа проезжают. На колеса стала матушка-Русь! На колеса стала, а ездить не научилась. С правой руки у него свисала плеть, он подхватил ее и показал на обугленные стебли и кочерыжки, торчащие из земли, следы пожара. Это все туристы нашкодили, шоб им пропасть! Я тут мотаюсь, присматриваю, да раз¬ве за всеми управишься? Я от сельсовета уполномоченный по охране природы...

Тут его конек, стоявший в сонном забытьи с подогнутой ногой, вдруг поднял голову и совсем не сонным взглядом очень внимательно на меня посмотрел. Ей-ей, показалось, что, понимая разговор, он поинтересовался, как я уразумел и оценил высокую должность его седока. А я и вправду был очень рад встрече: с этим-то человеком мне как раз и нужно поговорить. Однако на мою просьбу уделить часок для беседы он сказал, что сегодня не может занят.
— Хочешь, приходи завтра ко мне домой, буду ждать. Я внизу живу, с этой стороны, что к лесу ближе. Спросишь, где хата Змея, любой скажет.
— Хата Змея?!
— Ну да. По фамилии меня, может, знают не все, а Змей кого хочешь, спроси.
- Он усмехнулся.
—Я не сержусь. Они так меня кличут без зла, люди-то. Пускай!
Я смотрел на него во все глаза.


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Позавчера, в день приезда в Мысовое, мое внимание привлек Мемориал, недавно сооруженный в честь погибших сельчан, очень внушительный, необычный для сельской местности, с бюстами воинов. Постоял около него, вздохнул, пошел дальше. Метрах в десяти за сквером стояла железная будочка под замком. На железной двери электросваркой размашистыми буквами было наплавлено: «Змей». Я подивился гляди-ка, знать, сильно уж досадил кто-то этому сварщику, что он не пожалел сил и времени на такую надпись. А Змей, оказывается, вот он, и совсем на свое прозвище не обижается. Но, может, он только виду не подает, привык и смирился, а на самом деле оно его жжет и коробит?
Так и не решился я спросить старика об этой железной будке.
— Ладно, Федор Корнеевич, договорились. Завтра в два часа ждите. Приду.

Не знаю, всерьез ли он сомневался в известности среди сельчан своей фамилии и имени, но сколько я потом ни разговаривал с людьми: и со старыми, такими, что надо кричать в самое ухо, и с мальчишками-пионерами, и с рыбаками здешнего рыб колхоза все его знают и по прозвищу, и по фамилии. И все его любят. Гордятся им. В школе он — почетный пионер. В сельсовете лучший активист. Прозвище ему дано за мудрость и дотошность. «Наш Корнеич до всего дойдет, все заметит и рассудит!»
Надпись же на железной будке появилась вот при каких обстоятельствах.

Некоторое время тому назад военный комиссар Ленинского района обследовал состояние памятников и могил, оставшихся с войны. Братская могила в Мысовом требовала ремонта. Заботу об этом взял на себя Федор Корнеевич. Долго ли, коротко ли, сделали мысовцы мемориал лучший в районе. Разбили сквер, посадили цветы, деревья. Скульптор-самоучка из рыбаков вылепил четыре бюста летчика, танкиста, пехотинца и моряка. Поставили ажурную ограду. Даже расстарались на новенькие светильники. Но кусты, деревья — их надо поливать. А рядом ни колодца, ни колонки. Федор Корнеевич пошел к геологам. Договорились. После смены приехали они с бурильной установкой. В пробную скважину вставили трубу и кран, и сельский парень Слава Чирков, работавший сварщиком на новостройке, «сшил» из железных листов будку. Он же и вывел на дверях электросваркой — «Змей». Чтобы знали люди, кто тут главный хозяин, и зря ничего не трогали. И теперь у братской могилы до поздней осени цветут оранжевые астры и бело-малиновые георгины. Дорожки посыпаны желтым песком, и у ограды на скамейке сидят женщины, вспоминая о прошлом и беседуя о нынешних своих делах. Случается, отдыхает здесь и Федор Корнеевич, но редко: у него новые заботы, сидеть некогда.

Он председатель Общества охраны природы, нештатный рыб инспектор, егерь, член уличного комитета, дру-жинник. Не сосчитать всех его забот. Самая же боль¬шая и беспокойная — война с браконьерами.
Живет он недалеко от леса и, если слышит выстрелы днем ли, вечером, тотчас все бросает и идет «выяснять обстановку». Однажды ночью погнался за двумя браконьерами и загнал одного в заросший камышом пруд. С треском и плеском ввалился браконьер в эту неожиданную ловушку, начал выбираться, да, знать, испугался, что его Корнеевич тут же встретит, и затих, за¬мер, будто его там и нет.
— Сидишь?
— сказал в темноту Федор Корнеевич. Сиди! До утра буду караулить, а все равно от меня не уйдешь!
Но в ту ночь временами налетал порывистый ветер, камыши начинали шелестеть, и под этот шелест браконьер мало-помалу подвигался к берегу. Ползком, ползком по грязи он вылез на сухое, еще немного про волокся по-пластунски и, подхватившись, кинулся бегом. Догонять его, молодого, здорового, у Федора Корнеевича не было силы.


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё


На другой день он пришел к этому месту, надеясь найти что-либо из вещей браконьера и таким путем опознать. Ничего не нашел. Но след в камышах и в грязи браконьер оставил знатный. Видно было, что с испугу он зарылся в болото по самые ноздри и вряд ли ему захочется повторить такую охоту.
Есть среди браконьеров отчаянные головы, но и они трусят перед Корнеевичем. Он же страха не имет, его ничем не остановишь и не подкупишь. Друг ты, сват, брат, никому нет пощады на подлом деле...
Когда в назначенное время я пришел к его небольшому, аккуратно выбеленному дому, Федор Корнеевич работал в огороде срезал ботву с бураков. Примерно треть огорода у него была засажена бураками, были они прямо-таки необыкновенные глыбами распирали землю. А ботва, сочная, темно-зеленая, была хозяину чуть не по пояс. Он носил ее охапками и засовывал в кроличьи клетки, стоявшие на подпорках с краю огорода. Тут же у клеток хрумкал зеленью и давешний гнедой конек.
— Молодец, точно пришел, сказал Федор Корнеевич и воткнул нож в стенку крольчатника.
Потом снял с забора седло и водрузил коню на спину.
— Понимаешь, проговорил он, затягивая подпругу, наш пастух-парнишка попросил меня после обеда его подменить: ему в военкомат надо позарез. Ну, а нам с тобой не все ли равно, где беседовать? Так что ты, дорогой товарищ, шмаляй на Казантип во~о~он по той дорожке, что за скалу вильнула, видишь? А я тебя на Ваське догоню. Там наши коровы пасутся.
Что ж, пошел я на гору.

Вышел наверх, смотрю — коровы беспризорные, все разбрелись. Одни щиплют траву в скалах у самого низа,, другие пасутся на гребне, а третьи спустились с гребня к озимым в котловину, и двое или трое уже вовсю пошли нахватывать зеленя. «Куда полезли, а ну геть!» — закричал я, припомнив детство, и помчался наперерез. Тут и Корнеевич вымахнул на своем гнедом коньке, тоже заорал страшным голосом: «Так их, гадов, переймай, переймай!». Ударил плеткой коня и поскакал заворачивать самых дальних. Довольно долго мы с Федором Корнеевичем собирали в кучу непослушных коров. Наконец согнали их между скал, на логу, где еще кустилась неплохая, не тронутая пожаром трава, и он сошел с коня, бросил пиджак под камень.
— Садись!... Ну, на чем же мы с тобой остановились? Я уморился, дышал тяжело.
— Погодите... Дайте передохнуть. Вы прямо как Чапаев летаете... Сколько вам лет, Федор Корнеевич?
— Семьдесят семь. — Семьдесят семь?!
— Ага, совсем молодой! — Он засмеялся и, приподняв кепочку, провел пятернею по густым белым волосам. Очки у меня только подкачали, а так еще парень хоть куда!

Он шутил, но маленько и гордился собою. Да и вправду красивый был старик. Нос, рот, подбородок, все прямых, твердых очертаний, без старческой рыхлости и мелких морщин. Глаза под стеклами очков еще не потеряли синевы и задора и кажутся куда моложе, чем поколотые и треснувшие очки.
Мы сидели под камнем на пригреве, а вдали, за малиновым ковром солончаков, расстилавшихся по низине, совсем на таком расстоянии игрушечные, словно составленные детьми из мелких кубиков, видны были дома нового города. Там жучками сновали «камазы», и всякий раз, вывертывая из-за девятиэтажки на кольцевую дорогу, машина всблескивала ветровым стеклом.
О новостройке у нас и пошел главный разговор.


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Мне хотелось узнать, как Федор Корнеевич к ней относится, что от нее ожидает. Полагает ли он, что казантипская природа выживет и сохранится в соседстве с новым городом и атомной станцией или ничего хорошего от такого соседства не ждет?
Не торопя с ответом, я рассказал, какие мнения уже довелось выслушать. Одни так отвечали: «А что, мое мнение разве чего-нибудь изменит? Стройка уже на ходу! Поживем, увидим, куда оно повернет — к лучшему или худшему». Другие удивлялись: «А чего тут губить? Тут губить уже нечего, все давно погублено». У третьих же не было никаких сомнений и страхов. Они говорили: «Дай бог здоровья этому строительству, хоть в люди выйдем из своего захолустья. А природа — что ж, лес рубят — щепки летят!»
Рассказал я Федору Корнеевичу и про то, как нарвался в общежитии стройки на одного сердитого коман-дировочного инженера. Он считал все эти разговоры о сохранении природы дурацкой и даже вредной модой и привел «наглядный» пример: вот, был уже готовый прекрасный проект города в лесу, на казантипской сто-роне, а защитники природы поднялись на дыбы, застонали, заскулили, и теперь город строится на другом месте, на таком, которое потребует у государства не один миллион рублей дополнительных ассигнований. Лесу же тому — три копейки красная цена. Не понимают люди, в какой век живут, лопочут о какой-то ерунде!

Федор Корнеевич слушал и нервно ухмылялся, менял позу, постукивал плеткой по сапогу. Потом спросил:
— Молодой инженер? В кожанке? Ну, ну! Знаю. Он тут носится, как угорелый Боюсь я таких! С ним не поговоришь, вмиг обрежет, Ему все ясно. Ты только рот раскрыл, а он тебе: давай, батя, скорей телись, конкретно, конкретно! Ну, да ладно, ее такие здесь погоду делают... Ты хочешь знать мое мнение? Скажу. С тем, что эта новь окончательно загубит казантипскую природу, я не согласен. Совсем наоборот! На них-то у меня теперь все надежды, на станцию, на новый город. Да, именно... Ты постой, постой!
Видя, как меня озадачили и насторожили эти слова, он поднял ладонь.

— Ты высказался, теперь дай я выскажусь. Ясное дело, при такой большой стройке быть того не может, чтобы ничего не пострадало. Семья дом ставит и то, гля¬дишь, какого-нибудь подземного ховрашку-сусличка задавят или муравейник разорят. А тут вон чего творится! Порой гляну на какой-нибудь трактор-тягач, как он живую землю скребет, выворачивает, ей-богу, аж отвернуть не могу смотреть. Беда! Но главная для наших мест не эта беда. Первая наша беда и первое несчастье в колесах, в той прорве машин, которые жмут на Казан тип со всего света. Глянь, что делается! Живого места нет на Казантипе, все перехлестнуто дорогами! Где только можно проехать, там и едут, куст не куст, дави его, лишь бы пристроить в удобном месте свою драгоценную машину. Что тут может сохраниться? Какие бы они добряки ей были, эти, которые на колесах, они в первую очередь пекутся о машине. Пеший человек, если и шкодливый, все-таки откровенно нарушать порядок опасается, а ну как догонят да по шее дадут или оштрафуют! Потом, пеший, он почти всегда из каких-нибудь ближних мест, и Казантип ему дорог, как свой.

А турист на колесах уже повидал всякое, сегодня у него перед глазами одно, завтра другое. Страна большая, не может он каждому новому месту дарить но куску своей души, невозможное это дело, не получится, да и души той у него осталось с гулькин нос. Вот, к примеру, решил он остановиться .с ночевкой, порыбалить. Как тут обойтись без костра? «Сходи, корешок, пошарь чего-нибудь на топливо». И корешок идет, доламывает кусты, выкручивает из корней последние живые ветки. Сырые? Ничего. Бензином плеснуть загорятся. Ты говоришь, пятнадцать лет назад , ходил по этим местам? Ты должен помнить, какие здесь по лощинкам были заросли и зеленые буераки. Где они? Ничего нет. Голо, как на коленке. А сколько было птицы! Огарь-утка, редчайшая, видел ты ее когда-нибудь? Красно-коричневой масти, большая, чуть не с гуся величиной, она в наших скалах гнездилась, это ее родина. Шабаш, нет огари. Только в Астанинские плавни, говорят, когда никогда залетает... А галагаз куда подевался? Красавец галагаз, белый, с коричневой полосой на груди» Его же на Акташе было видимо-невидимо. Голуби-аламаны — те еще, правда, кое-где в скалах держатся. Но и голубей стало в последнее время много меньше. Дерут их нещадно, особенно в пору, когда вылупливаются птенцы.


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё



Иные рыболовы повадились приезжать без насадки, и пока один закидывает удочки на какую-нибудь колбасу, другой лезет за голубятами — режут их и на крю¬чок. Сам видел, чуть до драки не доходило с этими живодерами. И еще вот что бывает. Приезжает компания. Одни ловят рыбу, другие устраивают потеху — вылавливают водяных ужей. Вроде как бы на конкурс — кто больше. «Да что же вы делаете, кричу им: Прекратите безобразие!» А они смеются. Подначивают: «Спятил, дед? Нам награду за это надо выдать, а ты ругаешься!» Начинаешь им растолковывать. Бывает, и за плетку схватишься. А что делать, если он, гривастый дурак, выкобенивается перед тобой и не хочет человеческого языка понимать?

И это, я говорю, в основном приезжие на машинах. Люди денежные, слишком самостоятель-ные, нет им никакого удержу. Наш сельсовет выставлял щиты — где можно проехать, где нельзя, где стоянка для машин. Куда эти щиты подевались? Были и нет. Сломаны, вывернуты, зарыты в песок. Нашей сельской власти слабыми нашими силами эту машинную стихию не обуздать. Вот в этом-то смысле я и толкую, что на новый город да„ на станцию вся надежда. Они должны нам помочь сохранить природу. У властей нового города хватит силы навести порядок. Хочешь посмотреть Казантип и порыбалить? Изволь — ставь машину за пять километров на стоянке и иди пешком. Поэтому я голосую за город. Правда, с одним условием: чтобы не затягивали строительство. Пока строят, это ведь самое опасное время и для леса, и для зверя, и для птицы — для всей природы!

Пока мы с Федором Корнеевичем, сидя в затишке под камнем, обсуживали с разных сторон будущее Казантипа и нового города, коровы опять все разбрелись и опять самые проворные спустились в котловину - козимым. Увидев это, он подхватился и заоглядывался, ища своего коня. Засвистал, закричал: «Вась, Вась, Вась, где ты, черти бы тебя носили?»
Из какой-то невидимой расщелины донеслось ржание. А потом показался и сам конек. Поскубывая по пути траву, он послушно пошел к хозяину. — Что ж, будем прощаться, сказал Федор Корнеевич. — Сейчас вернется пастух, а я хочу еще к леснику поспеть. Хочу, понимаешь ты, договориться с ним насчет саженцев тополей — для нашего мемориала. Акация там неплохо прижилась, но теперь, когда есть вода, тополя тоже будут рость. Сейчас самое время для посадок... А этой ученой женщине, геологине, из Симферополя, передай от меня привет. Скажи, что мы здесь рук не опускаем. Передашь?
— Передам...
Подошел конь, стал около камня. Видать, он всегда так становился, чтобы старику хозяину легче было залезть в седло. Но Федор Корнеевич на этот раз не принял Васькиной услуги. Отвернул коня в сторону, вдел ногу в стремя и хоть не залетом, а все ж таки, знай наших! С земли закинул наверх сухое свое тело.

Издалека он и вовсе выглядел молодцом.
Такие у меня были встречи и разговоры на Казантипе. Были потом и другие, с местными охотниками и рыб инспекторами, работниками лесничества. Все они поддерживают Корнеевича: нужно строже спрашивать с нарушителей государственных природоохранных законов. И нужно оградить ничем не защищенное и не приспособленное к массовому отдыху азовское побережье от наплыва автотуристов, особенно в весеннее и летнее время, когда здесь нерестится рыба и идет кладка яиц.

Везде, по всему миру живую природу теснит научно-техническая революция. Но все-таки какой бы огромной важности ни вставали перед нами иные задачи, какие бы обстоятельства ни выходили на передний план, проблему защиты природы мы упускать не имеем права: она возникла не сегодня и будет теперь наиважнейшей, по¬ка живо человечество.

Когда мы снова вернемся в этот прекрасный мир... Вернемся, такое чувство живет в каждом из нас, в нем нет ничего противоестественного. Ведь ощущаем же мы прошлую свою историю, жизнь наших предков как реальность. Памятью, переданной нашим потомкам, их глазами — вернемся. Будет стоять на Казантипе юноша, завороженный далью и видом города, сходящего к морю по уступам горы, стаи птиц будут садиться с криком и гоготом на седое от соли, местами зеленое от тростников Акташское озеро. И эти леса, очерченные полукружиями синих морских заливов, эти золотые пляжи
— все останется, как есть, и глаз нельзя будет оторвать от этого приволья...

Василий Маковецкий
Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё