Сойдя к морю, я оказался в замкнутом мирке крохотной бухты. Чистую песчаную подковку с двух сторон стерегли острые скалы. Между ними, в воде, как бы замыкая полукружие, торчал большой зеленый камень. Волны наката омывали его осклизлые бока и шевелили бахрому водорослей. Не бухта, а золотой перстенек с изумрудом! Я разделся, закурил. Смотрю, в прозрачной воде из-за каменной россыпи показалась плоская голова большого водяного ужа. Голова эта как бы приклеилась к песчаному дну, а тело за нею медленно выгибалось, накапливая пружинную силу. На кого он охотится? Ага на бычка. Ничего не подозревающий бычок, довольно крупный, шевелил усами песчаную поверхность, как бы шел на усах и глотал взбаламученные раковинки. Когда между ними осталось расстояния на какую-нибудь пядь, уж резко прянул и схватил бычка за голову. Схватил, тотчас вынырнул и с добычей, бьющей хвостом на¬право и налево, поплыл к берегу. Выполз и разлегся у небольшого камня, в полутора метрах от меня. Я замер. Бычок продолжал вырываться и бить хвостом, но уж держал его крепко и только сам слегка дергался вместе с ним. Подождав, пока бычок ослабнет, уж свернулся кольцом вокруг камня. Я вдруг увидел, что его голова раздулась, а бычок стал вдвое короче. Такое живоглотство меня покоробило. Я накинул на ужа ракушку. Никакого внимания. Бросил в него камушек. Уж подпрыгнул, как резиновый, взлетел в воздух и, кувыркнувшись, колесом скатился в воду. Я кинулся за ним, но он вдруг взбурлил, сплелся в клубок и выдавил, выбросил из себя рыбину! Можно сказать, выстрелил в меня бычком! Я попятился и упал, подняв тучу брызг. А когда поднялся па ноги, главного действующего лица этой сцены уже не было. Лишь бычок недвижимо лежал на поверхности воды, белея животом. Затем он раз-другой хватанул жабрами, покачал плавниками, обретая равновесие, и по косой линии ушел на глубину.

Лезть в воду мне больше не захотелось. Сидел на камне и смотрел то на диких голубей-аламанов, которые большими стаями стремительно вылетали из расщелин соседней бухты и уносились за скалы, то на косячки крупной и мелкой кефали, проплывавших как по воздуху в прозрачной воде у самого берега. Потом я бродил из бухты в бухту — видел совсем близко дельфинов, бакланов, двух уток-огарей. Шагая с подвернутыми штанами по мелководью, чуть не наступил на морского кота ската с ядовитым шипом на хвосте. Еще бы побродил, да вдали начал погромыхивать гром собиралась гроза. Пришлось искать убежища. Нашел я его под рассевшейся крышей единственного на весь Казантип строения дома служителя маяка. Заброшенный, нежилой, дом стоял на склоне котловины. Его разваливал оползень. Сам маячник, надо полагать, жил в Мысовом и приезжал к своему знаку на мотоцикле. В углу валялись ацетиленовые баллончики и старые потрескавшиеся линзы. Из щелей деревянного пола росли и выбирались в пустые окна гонкие бледно-зеленые вьюнки.

Вечером на чердаке слышалась птичья возня, и всю ночь под полом, царапая доски иголками, ходили ежи. А когда утром, проснувшись, я выглянул в окно, все во¬круг было яркое, чистое, умытое дождем. Капли влаги сверкали на ветвях старой полусухой груши, которая росла под окнами, и на ней, как в витрине зоомагазина сидело на разных уровнях три птицы — сизоворонка, сорокопут и удод. Они не ссорились, не взмахивали крыльями, ждали, когда солнышко подсушит травы, и сидели тихо, как-то даже задумчиво. Чтобы зря их не пугать, я выбрался из дома с другой стороны через окно.

И потом, осклизаясь на мокрой дороге, я долго оглядывался на эту заброшенную усадебку и на скалы и думал о будущем своем сыне, которого приведу сюда чтобы он полюбил жизнь и яркой детской памятью запомнил, как на просторе живут наши меньшие братья. На гребне скалы перед спуском я остановился. От рассыпанной внизу рыбацкой деревеньки расходилось вширь огромное пространство. По далекому горизонту за лесами, за причудливой плоской вязью белого от соли Акташского озера и за возвышенностью, как бы повторяющей Казантип по ту сторону солонцовой низины, еще ходили облака и кое-где опускались дождевые завесы но солнце уже сливало свои светлые бродячие острова в материки, и весь этот спокойный земной простор с запада и востока мягко очерчивали полукружия синих морских заливов... Вернувшись в город к своей работе, я долго носил в себе это впечатление и года через два издал небольшую книжечку «Керченские километры», где описал встречу с Казантипом и высказал, каким я его представляю в будущем. Легко понять после этого, как меня поразило известие о строительстве в тех местах атомной электростанции и города. Да я сперва этому и не поверил. А поверив, махнул рукой. Такое было чувство потери и такое горькое недоумение, что не хотелось о том ни с кем даже и разговаривать.

И вот опять Казантип... Действительно, что же там сейчас происходит? Как складываются отношения между стройкой и тамошней природной средой? Для начала я решил встретиться с известным крымским геологом, кандидатом геолого-минералогических наук Евгенией Васильевной Львовой поговорить с ней на правах давнего знакомого. Она много лет занималась в Крымском институте минеральных ресурсов проблемами пресной воды. И, кстати, она же руководила в институте отделом охраны природы.

Мы встретились в Симферополе. Разговор о Казантипе ее сильно расстроил. Оказывается, всю жизнь проведя в экспедициях, исходивши чуть не все окраины нашей страны, она под конец влюбилась в Казантип и считала затеянное там строительство трагической и непоправимой ошибкой.
— Вы решили туда поехать? — спросила она.
— Нет, еще не решил...
— Поезжайте непременно! Вы там недалеко живете. Вы обязаны, в конце концов, нельзя опускать рук! Но сперва посмотрите вот эти бумаги. Худыми пальцами она двинула по столу синюю потрепанную папку. Можете их взять с собой и показать тамошнему начальству. Да, да, я разрешаю. Буду рада, если знакомство с ними прибавит руководству стройки хоть каплю ответственности. Документы и вырезки в папке относились ко времени, когда атомная станция только проектировалась. Евгения Васильевна пыталась доказать, что Казантип не место для такой станции главным образом потому, что представляет собой бесценную курортную целину. А когда решение о строительстве АЭС было утверждено, она стала добиваться, чтобы по крайней мере не тронули лес, бережней отнеслись к пресным подпочвенным водам, к Акташскому озеру — ему отводилась роль водоема-охладителя для турбин станции.


Гостиницы : Дома : Квартиры : Вернуться на Главную : Панорамы Гурзуфа : Фотографии Гурзуфа : Обсудить в форуме : Новости : Цены на жильё